Во времена советско-марксистского мракобесия в школе проходили стишки подлого большевицкого виршеплета Маяковского – пусть изначально и разносторонне одаренного человека, но опустившегося до раболепного и многолетнего PR-обслуживания кровавой банды большевиков, и закончившего, к слову, свою жизнь точно так же, как евангельский Иуда Искариот. Вот что он советовал:
«Юноше, обдумывающему житье, решающему — сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь — «Делай ее с товарища Дзержинского».
То есть, по сути, Маяковским предлагалось взять за образец жизнь вероотступника, уголовника, беглого каторжника, ставшего затем руководителем массовых беззаконных репрессий – убийств и казней, в том числе, по ложным клеветническим обвинениям ни в чем совершенно не повинных людей (например, Петроградское дело 1922 года – казнь митрополита Вениамина и его присных и тысяч других по всей России).
В результате воспитания на подобных образцах, среди прочего, возникали экземпляры таких убежденных и высоко идейных марксистов-ленинцев, как небезызвестный Андрей Чикатило, который был активным членом КПСС с 1960 года. Согласно данным Википедии, он не только вступил в сатаническую марксистскую партию, но и «в 1970 году заочно окончил Университет марксизма-ленинизма при педагогическом институте».
Все мы знаем, к чему его это привело, или, во всяком случае, не послужило никоим препятствием для того, чтобы насиловать, убивать и поедать – в прямом смысле этого слова (маньяк выгрызал у жертв части тел) – своих сограждан без какой бы то ни было провинности перед ним с их стороны.
Если Православная церковь, Россия и русские люди в настоящем и будущем хотят воспитывать по-настоящему добрых православных граждан своей страны – а в противном случае нас ждет неминуемый крах и новый 1917 и 1941 год – нам нужны подлинные исторические образцы праведности и святости в обозримом прошлом, которое еще можно как бы «потрогать». Как, например, молодой русский воин Евгений Родионов (1977-1996), отказавшийся под пытками добровольно снять крест и отречься от Христа и заплативший за это жизнью, являющийся ныне местночтимым святым в Астраханской митрополии. Да и весь Собор Новомучеников российских, превращенных в «лагерную пыль» и казненных марксистами-ленинцами.
Когда я спросил одного сельского священника, чей храм находится невдалеке от тех мест, где 26 августа 1921 года был расстрелян русский православный поэт и воин Николай Степанович Гумилев, что он думает о возможности канонизации его в лике святых, он ответил мне очень просто:
— У Господа нашего Иисуса Христа на небе он давно уже святой. Нам осталось только понять это и признать.
Жизнь Николая Степановича Гумилева на сегодняшний день довольно тщательно исследована, и все, что мы о нем знаем из его биографий, позволяет нам сказать: это был искренний и убежденный православный человек, патриот России – Святой Руси как подножия Престола Господня, доказавший свою любовь и преданность Родине не только словами поэта, но и готовностью отдать за нее свою жизнь.
Гумилев, как известно, будучи негодным к военной службе по немощам здоровья, записался добровольцем на фронт в августе 1914 – в самом начале Великой войны. Не о ком ином, как о нем, можно сказать – человек жил, творил и умер ЗА ВЕРУ, ЦАРЯ И ОТЕЧЕСТВО:
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
1920
Обратимся вкратце к прочим документальным доказательствам. В стихотворном сборнике «Жемчуга», изданным поэтом в 24-летнем возрасте в 1910 году, есть прекрасно известное на сегодня всем его читателям стихотворение «Христос»:
Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.
«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
«Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, —
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца».
Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За искателем небес.
Это явное свидетельство искренней веры и исповедания Господа нашего Иисуса Христа, причем, декларированное на фоне практически тотального богоотступничества и богоборчества в современном ему искусстве. К примеру, литературный учитель Гумилева Валерий Брюсов, которому и посвящена книга «Жемчуга», исповедовался в своих стихах совсем иначе:
Хочу, чтоб всюду плавала
Свободная ладья,
И Господа и дьявола
Хочу прославить я.
Декабрь 1901
Можно добавить, что Брюсову под конец жизни удалось-таки прославить дьявола в стихах, написанных в 1924 году на смерть вождя мирового марксизма-сатанизма.
Отправившись добровольцем на Великую Войну, Гумилев под вражеским смертоносным огнем осознавал себя защитником Православия и России и мыслил себя как христианский воин:
Наступление
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
1914
Но тому, о Господи, и силы,
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: «Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!»
1914
Последняя строфа свидетельствует, что Гумилев как истинный христианин говорил о том, что нельзя ненавидеть никого – даже врага, который стреляет в тебя.
Николай Гумилев был венчан в Православной церкви и стал отцом ребенка, впоследствии претерпевшего в полной мере от сатанической власти большевиков, и, тем не менее, сумевшего стать большим историком, исследователем прошлого России.
В момент крушения столь любимой и почитаемой им Православной Монархии, Гумилев оказался заграницей и мог бы, физически спасая свою жизнь, остаться там. Но, надо полагать, «золотое сердце России», которое мерно билось в его груди, приказало ему вернуться. К тому же на Родине оставался его малолетний сын Лев.
Оказавшись в Петрограде под юрисдикцией большевиков, Гумилев стал еще в большей мере и совершенно открыто исповедовать и проповедовать свои христианские убеждения: по свидетельствам его друзей и многих, видевших его тогда, он демонстративно крестился на каждую церковь, что было в то время крайне небезопасно и привело его, собственно говоря, в конце концов, в застенки ЧК. Когда его спрашивали о его политических убеждениях, он, не скрываясь, отвечал: я – Православный Монархист. Все это вполне закономерно закончилось его арестом по надуманному и ничем не доказанному обвинению в участии в так называемом «Таганцевском заговоре» и мученической кончиной в возрасте 35 с небольшим лет в безвестной пустоши под Петроградом 26 августа 1921 года.
Не эта ли жизнь является подлинным и неоспоримым образцом и примером для русского православного человека?